– Ха, – отозвался Роман, думаю о внезапном визите Прайса. – Что думает твой отец?
– Он не знает, что думать. Учитывая отсутствие каких-либо следов, и если то, что видел этот парень, на самом деле галлюцинации, то... имеет смысл думать, что вы, ребята, правы. – Она посмотрела вниз и подняла соринку с ковра. – Что это сделал человек.
Роман кивнул. Затем он внезапно замер и взглянул на нее с пустым выражением лица.
– Что? – спросила она.
– Институт – один из передовых медицинских центров в мире, – ответил Роман. – Единственное, что сейчас имеет значение: где ребенку будет безопаснее.
Мгновение спустя Роман продолжил кивать, но теперь с каким-то смущением. Она тоже была смущена. Они посмотрели друг на друга. Прошло. Лита повернула голову на бок и потянулась назад, хрустя позвонками.
– Хочешь, помассирую спину? – предложил Роман.
Она усмехнулась, как эгоистичный человек, совершающий бескорыстный поступок, которого от него ждут.
– Давай, – сказал он. – Ты не можешь отрицать, что эти сиськи не напрягают твою спину.
– Заткнись! – Она скрестила руки на груди.
Роман похлопал по одеялу. Она закусила губу.
– Ты не проведешь меня своим напускным сопротивлением, – произнес он.
– Да, да, – пробурчала она и, забравшись на кровать, легла на живот. Он оседлал ее, примостившись на ягодицах, и откинул ее волосы в сторону.
– Извини, если мой массаж удастся не на все сто, – сказал он. – Я как-то не привык делать его через одежду.
– Ты такой испорченный! Если бы я хотела слышать о твоих постельных делах, я бы почаще сплетничала в женском туалете.
Он уткнул палец в ее позвонок и сделал медленное круговое движение, двигаясь вниз до самого копчика.
– А ты в этом мастер, – сказала она. – Пошляк!
Ее нос неожиданно сморщился от чесотки, и она потерла его тыльной стороной ладони. Он взял ее за запястье и стал рассматривать кольцо на пальце .
– Что это?
– Приз. Питер сказал, это на удачу.
Роман промолчал. Он напряженно массажировал низ ее спины, затем его пальцы скользнули под майку, сжали ее талию и потянули все ее тело к позвонку.
– Прямо тут, да. Обожемой, да, – сказала она.
Раздался короткий стук, и Мэри Годфри вошла, не дождавшись ответа.
– Милая, началось твое любимое танцевальное шоу, – сказала она.
– Спасибо, мам, – отозвалась Лита.
Мэри застыла в дверях, решая дилемму о неодобрении и нехватке теоретической почвы для протеста.
– О-о, я следующая? – спросила она с настолько неприятным смехом, что ее собственные уши не пожелали его признавать за собой.
– Конечно, – сказал Роман, подмигнув ей.
– О, мам, – сказала Лита. – Я подумываю перейти на обследование в институт. Знаю, что папа будет в гневе, но это передовой медицинский центр в мире, и единственное, что сейчас важно, это где ребенку будет безопаснее.
* * *
Доктор Годфри сидел с прижатым к уху телефоном и барабанил пальцами по покрытию стола, на котором стояло два, размером с кулак, клубка из малиновых волокон: полимерный головной мозг с сетью кровеносных сосудов – подарок Женского Психиатрического Общества за вклад в их общее дело. Он спросил у жены, что именно он должен с этим сделать.
Она извинилась: – Я имела в виду, позвонить кому-то, у кого есть хоть какой-то контроль над тем, что происходит под его крышей, – сказала она.
Тоновый гудок резанул ухо. Рука дернулась в сторону, но он не убрал телефон в карман. Сидел, глядя на безжизненные отверстия трубки.
* * *
– Черт побери, как загадочно, – сказала Оливия.
Она закрыла за собой дверь в кабинете Годфри.
– Мсье вызывал? – спросила она.
Он не встал из-за стола. Она села на диван, откинувшись на спинку.
– Что с Йоханном? – поинтересовалась он.
– Откуда мне знать, скажи на милость? – ответила она.
– Каждый раз, как я пытаюсь натянуть поводок, он идет и прячется за твою юбку. С чего бы это?
– Пока я получаю ежеквартальные отчеты, меня меньше всего заботит… чем там занимается Йоханн, – объяснила она.
– Моя дочь решила обследоваться в институте.
– Резонно, – сказала она.
– Пока я жив, этому не бывать.
– Ты так на меня смотришь, словно я должна отстаивать что-то, что меня совсем не касается.
– Как насчет попытки купить мою долю? Это тебя касается.
– Если кто-то хочет тебя выкупить, для меня это новость, – безразлично сказала она.
– Когда ты врешь о чем-то, что я знаю, ты осознаешь, во что именно пытаешься заставить меня поверить?
Она поднялась, подошла к стенному шкафу и достала бутылку скотча.
– Из того, что я видела, люди верят именно в то, во что хотят верить, независимо от наших усилий, – сказала она, наполняя стакан.
Годфри наблюдал за ней. В первый раз она находилась в его кабинете, как пациентка. Но его реакция была обычной: возмущение неспособностью сдерживать свои чувства.
– Как ты можешь быть такой безразличной после того, что он сделал с Шелли? – спросил Годфри, уши горели от ярости сильнее, чем у любого пьяницы. – У тебя же не антифриз течет в венах?
Она не ответила.
– Что ты за мать? – сказал он обвинительно, нечестно, грубо и горько.
Она вернула скотч на полку, положив бутылку на бок, не закрутив крышку, и захлопнула дверцу бара. И снова села на диван под звуки струящегося по панелям и капающего на ковер алкоголя.
Годфри встал и подошел к дивану, нависнув над ней.
– Встань, – потребовал он.
– Слава Богу, – сказала она. – Я уж испугалась, что ты позвал меня только потому, что Мэри надоело слушать твои чувственные откровения.
Он забрал стакан из ее рук и поставил на стол, затем запустил руки под ее юбку и сорвал трусики, спустив их до щиколоток. Они посмотрели друг на друга. Она дышала скотчем ему в лицо.
– Теперь тебе это помогает возбуждаться? – спросила она.
Он взял ее за плечо и, повернув, с силой опустил на колени, прижав к дивану.
Скомкав и собрав ее платье вокруг талии, с силой шлепнул ее по ягодицам. Она тяжело задышала. Он шлепал снова, и снова, и снова, и она начала вскрикивать и уперлась руками в спинку, пытаясь встать. Он схватил ее сзади за шею левой рукой и держал так, пока она пыталась вырываться, затем успокоилась, и ее плечи сотряслись от рыданий.
– Давай, – сказала она.
Он вошел.
– Да, – прошептала она.
Он начал быстро двигаться в ней. Он чувствовал себя, как бешеный маленький грызун. Он чувствовал себя богом разрушения. Не так важно, что именно он чувствовал, главное то, что он вообще испытывал чувства.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});